Город, где остановилась жизнь
— В июне 1986-го меня вызвали в военкомат: «Направляетесь на учения». Я сразу понял, куда предстоит ехать, но всё же спросил. «Недалеко от Белоруссии», — ответили. В тот же день — на поезд. А там до части меня подкинула попутная машина АРС. «Как тут у вас?» — поинтересовался у водителя. Тот улыбнулся: «Хреново». Насколько здесь опасно, я понял уже в части, когда прошёл инструктаж, порасспросил ребят, — рассказывает Валерий Теплинский.
— Здесь я стал химиком, хотя до этого служил во внутренних войсках. Поставили штампик, что прошёл обучение, определили химиком в пару к водителю. Объяснили, что нажимать, как включать, и мы поехали.
Пятнадцать дней я отработал на самой станции. Заправляли жидкостью для дезактивации вертолёты, те заливали реактор. Привозили её для пожарных машин, которые поливали стены разрушенного реактора. Сначала на работу на станцию отправляли только добровольцев. Помню, как возвращались со смен первые — потерянные, с бледно-жёлтыми лицами. Позже поступил приказ отправлять на станцию всех, кто ещё там не был.
Маршруты нам выверяли дозиметристы. На дороге могло быть одно количество рентген, а на пшеничном поле вдоль неё — другое. Поэтому надо было следовать точно определённым маршрутом — не объезжать, не съезжать, где короче.
Приехали в Припять. В открытом окне занавеску трогает ветер, рыбка на балконе сушится, у подъезда брошен велосипед… И такая во всём городе неестественная пустота, такая тишина… Кажется, жизнь здесь замерла на мгновение, но вот сейчас какой-то таинственный дирижёр махнёт палочкой — и город оживёт: мальчишка прибежит за своим велосипедом, хозяйка выглянет в окно. Но жизнь для этого города действительно остановилась. И не на мгновение. Мы обрабатывали здесь всё — здания, витрины магазинов, качели на детских площадках. А следом за нами шли другие ликвидаторы — снимали слой земли, упаковывали в железные кубы и вывозили в могильник.
После дезактивации дорога покрывалась коркой, и пыль не поднималась. Если дезсредство попадало на одежду, она тоже становилась «каменной». Жара, ты в «каменной» робе, в респираторе сидишь наверху машины или топаешь со шлангом…
На выездах из зон — блокпосты. Люди в костюмах химзащиты обрабатывают нашу технику. А мы оттуда приехали в обычной одежде…
Индивидуальные дозиметры быстро вышли из строя, поэтому замеряли общий фон на территории части, на маршрутах, на объектах. Через день брали кровь на анализ, правда, результат никто не говорил. Данные записывали в журнал. У каждого была своя суммарная радиация. Когда достигала свыше 20 рентген, нас заменяли.
Жили мы в палатках. Чтобы было тепло, какой-то кулибин придумал обтягивать её внутри плёнкой. Не знаю, где добывали, но она действительно помогала. Матрацы прямо на деревянных настилах. Печку-буржуйку топили дровишками из леса, что рядом. Что они тоже радиоактивные, как-то не задумывались. Фонило всё вокруг… Рентгены накапливала и техника, и одежда. В какой-то брошенной деревне разобрали постройку и поставили себе баню. Кормила нас полевая кухня. Столовая — навес из шифера. Его частенько срывало, когда вертолёты пролетали низко.
В воздухе всегда висела тревога. Только и разговоров: сколько рентген, какой фон, когда же закроют реактор… Ребята много курили, психологов не было, пытались поговорить друг с другом.
Наша часть стояла в лесу. Обычный лес, не рыжий, как в Припяти, — зелёный. Сосны красивые, вековые. Я в первые дни не мог понять, что не так. Дошло — звуки только технические: машина загудела, разговор людей. Ни пения птиц, ни стрекота кузнечиков… Позже вороны появились, и даже соловей запел, а в одном из сёл на крыше дома увидел аиста.
Стог сена на лесной опушке. Поля неубранной ржи. В лесу ягод много, грибов. В соседнем селе Буда-Варовичи работают парикмахерская, магазин, где можно купить сигареты, спички, одеколон. Будто и нет беды вокруг… У нас некоторые и по ягоды ходили. Однажды меня на картошку с грибами звали. Нет, говорю, ребята, без меня.
Уезжали домой. На КПП не выпускают — машина фонит выше нормы. У одного из отъезжающих сдали нервы, выскочил: «А ты меня замерь!». Дежуривший поднёс дозиметр, глянул, махнул рукой… И мы поехали.
Светлана Базилевская.
На фото: Валерий Теплинский, участник ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС (с 15 июня по 26 сентября 1986 года). Работал на территории самой станции, в городе Припять, сёлах зоны отчуждения.
Отправить ответ