Творчество фроловчан

Поэтическая страничка

Возвращение

Всё выше над землёю солнце поднималось,

На быстрине по Дону появились полыньи,

Птицы перелётные с зимовок возвращались,

К родным гнездовьям крылья сами их несли.

Казак с войны Гражданской шёл до дому,

Спешил увидеть свой родной курень

И купола станицы по-над Доном.

Он долго ждал, когда наступит этот день

В пути лишился он коня гнедого,

Забрали, не спросили комиссары, в продобоз.

Седло отцовское, казачье, боевое

На станции отдал вознице за подвоз.

До хутора пешком от окружной станицы

По снегу рыхлому уставший брёл.

В весеннем небе тёмном и звездистом

Багряный месяц плыл и за собою вёл.

Уже до хутора осталось недалёко,

Уже пьянил сознанье запах кизяка,

Увидел вдруг: из балки шёл намётом —

Полночный зверь бежал на казака.

Сковало тело горькая досада,

В пылу войны он к смерти был готов,

Но стыла в жилах кровь от этого расклада —

Погибнуть рядом с домом от клыков…

Стоял он безоружный — карабин и шашку

В приметном месте под карагачем зарыл,

Шинель плотнее застегнул взапашку,

Брючной ремень петлёй его оружьем был.

Зверь кинулся на грудь казачью схода,

Горячим языком лицо небритое лизал,

Качнулись звёзды от такого вот исхода:

«Дозор!» — казак родного пса узнал.

Хозяина издалека кобель в ночи почуял,

Он долгие года его с тоскою ждал.

Весть добрую весенний ветер, по степи кочуя,

До хутора донёс — Дозор ошейник оборвал.

Он ждал хозяина, когда отчаялись родные,

Согнулась мать и побелели у отца виски.

Когда в других дворах собаки выли,

На смерть рычал и оголял клыки.

Лицо и грудь весенним снегом натирая,

К родному хутору казак быстрее зашагал.

Возле него, танцуя и хвостом виляя,

Счастливый, радостный Дозор бежал.

Алексей Тарасов.

***

Я живу в России и сказочно богат.

Ведь мои активы точно не сгорят.

Нефть и газ в Тюмени. Золото полей.

Птиц весенних пенье. Доброта людей.

Воду из Байкала можно пить с ладони.

Сердце замирает, слыша звук гармони.

Девушек Самары нету краше в мире —

Лучше авуаров в долларах и лирах.

Залежи Ямала. Пашни и жнивьё.

Малахит Урала. Всё это моё!

Солнце Евпатории. Красота Валдая.

Воздух горной Шории – Цюрих отдыхает.

Синь озёр меж елями. Переливы красок.

Изумруд Карелии. Не купить за баксы.

Бывая за границей, я часто вспоминал

Кубанские станицы и синий мой Урал.

Рожь густая в поле. Птицы и зверьё.

Русское раздолье – всё это моё.

У меня есть озеро. Даже не одно.

С буром здесь в морозы я, с удочкой в тепло.

Здесь я сам хозяин, а не бургомистр.

Равный среди равных — сторож и министр.

Как, скажите, люди, не возьму я в толк,

Оценить в валюте наш «Бессмертный полк»?

Кубики в петлицах лет сороковых,

Зайчики на лицах юных и живых.

Боль невест НИЧЬИХ не погасишь чеком.

Сколько было их, обделённых веком.

Сколько стоит фунтов перед Днём Победы

Помолчать минуту у могилы деда?

Не оценишь в евро аромат весны,

Жаворонка пенье и дурман сосны!

Виктор Бойко

***

Снаряды от ковида

Рядышком ложатся.

Господи, помилуй,

Жить как и спасаться?

Брось на миг мирское,

Суету сует.

И душа откроет

От Него совет.

Усмири гордыню,

Слушай докторов.

Говори отныне

Больше тёплых слов.

Старикам и детям.

Взрослым, молодым.

Дальним и соседям.

Рыжим и седым.

И уйдут страданья.

Мир наступит снова.

Ведь сказано в Писании:

«В начале было Слово…».

Виктор Бойко

Про отца. Быль

Послевоенное время лихое…

С фронта отец возвратился весною,

И руки, и ноги, и сила при нём.

Мама сказала: «Теперь заживём!»

Был урожай в этот год на картошку,

Только отец нам оставил немножко,

А остальное в телегу грузил

И Емельянихе все отвозил.

Слышался матери крик до окраин:

— Что ж ты за дурень, что за хозяин?!

Ну а отец самокрутку курил:

— Нюр, не ругайся, уж так я решил.

У Емельянихи нету заслонки —

К ней вместо мужа пришла похоронка.

И мал-мала полна хата детей…

Так уж выходит… им ведь нужней!

Вот отдалились войны отголоски,

Выдал колхоз нам и гвозди, и доски,

Мама сияла: «Избушку на слом!

Выстроим новый мы к осени дом!»

Только отец эти доски и гвозди,

А сверху них виноградные грозди —

Всё на тележке скрипучей своей

Свёз в дальний хутор для чьих-то семей.

Мать до утра на весь мир голосила:

— Что ж ты за муж, за нечистая сила?!

Ну а отец самокрутку курил:

— Нюр, не ругайся, уж так я решил.

В хуторе дальнем и на полустанке

Двое семей, всё ютятся в землянке,

Мы ж поживём и в избушке своей…

Так уж выходит… им ведь нужней!

Годы текли, мы с сестрой подрастали,

Вместе с мамой отца уж ругали.

Он лишь свою самокрутку курил,

Всё раздавал, разносил, развозил.

Время промчалось, и мамы не стало.

В пору цветения краснотала

Хутор отец наш оставил родной,

В город его мы забрали с сестрой.

В городе тоже отец не сдавался,

И находить он везде умудрялся

Нищих старух и детей, и бомжей —

Пенсией с ними делился своей.

Щедрость его и границы не знала,

То новый свитер, то одеяло,

То из продуктов набор доставал

И отдавал, отдавал… отдавал.

Долго с сестрою отца мы ругали:

— Мы покупали! Мы наживали!

Ну а отец самокрутку свернёт:

— Что вы шумите?! Что вы за народ?!

Дал вам Господь ведь все блага на свете,

А в ближнем приюте бездомные дети,

И нет ни отцов у них, ни матерей…

Так уж выходит, им ведь нужней!

В общем, с сестрой это нам надоело

И ещё солнце взойти не успело,

На «Жигуле» ярко-красном вдвоём

Дружно отца отвезли мы в стардом.

Там же провёл он и день свой последний,

Там по нему отслужили обедню,

Там говорили все наперебой:

— Сердцем отец ведь был ваш золотой!

Нет душой человека ведь краше!

С нами делился и супом, и кашей,

Каждому здесь он сопереживал,

Каждому сердце свое раздавал.

В хуторе, правя обед поминальный,

Видели мы, как из мест разных дальних

Люди всё шли, и всё шли, и всё шли,

Добрые речи признаний несли.

Больше полдня продолжались поминки,

Речи людские текли без запинки,

Тех не забыл он и этим помог,

Царства небесного дай ему бог!

Всё говорили они, говорили,

Сколь доброты от него получили:

Доски, картошку…. И так без конца

Благодарили посмертно отца.

Много слов добрых в честь папы звучало.

Горько и стыдно с сестрою нам стало,

Скорби из глаз заструились слезинки,

Вечно хотелось нам длить те поминки.

Гордость такая была за отца,

Что не хотелось поминкам конца!

Если бы ожил отец в ту минутку,

То закурил бы опять самокрутку:

— Так уж выходит, что с неба свою

Всем вам теперь я любовь раздаю.

Я отдаю своим детям прощенье,

Ближним и дальним отдам утешенье,

Буду молить о добре ваших дней,

Так уж выходит … вам ведь нужней!

Лариса Романовская.

 

Оставьте первый комментарий

Отправить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.


*