Всем солдатским матерям посвящается
Я всё чаще замечаю, что в начале майских дней
Не солдат я вспоминаю, а солдатских матерей….
Принесла войны разруха голод в память детворе,
У соседки у старухи зреют груши во дворе,
Спазм слюной голодной душит пацана лет десяти,
И решил я эти груши хорошенько потрясти!
Эх, поесть на дармовщину б, и была там ни была,
Но старуха три грушины пуще глаза берегла.
Как-то в сумерках туманных перелез плетень как вор,
И услышал очень странный я старухи разговор.
К деревцу, что всех повыше, подошла и обняла:
«Пётр, сынок, маманю слышишь? Дюже я тебя ждала.
Помнишь, как косил ты травы, силушкой играл своей?
На кругу был самый бравый, самый видный из парней!
Накосил во вражьем стане ты немалым их числом,
На Мамаевом кургане твой теперь извечный дом».
«Жаль моя! Моя чадуня! — обнимает ствол другой.
– Средний мой сынок, Митюня, гармонист мой заводной!
В воскресенье спозаранку выводил за ладом лад…
Заживо сгорел ты в танке, защищая Сталинград».
Подойдя к грушине третьей, вдруг осела невзначай:
«Мой желанный в целом свете, младшенький мой, Николай!
Мой лазоревый цветочек, мож, во сне сподобит Бог
Поглядеть хотя б чуточек на казачий твой чубок!
Был бы матери отрадой, тешил душу б мне, любя…
У фашистского у склада подорвал ты сам себя.
Притомилася я трошки, тяжело без вас в страду.
Посажу ведро картошки и до хаты ель бреду.
Для кого блинцов мне тонких затевать на молоке?
Вместо вас три похоронки притаились в сундуке.
Военком вручал медали, руку жал в руке своей,
Мол, мамаша, воспитали вы хороших сыновей.
Флаг на тех медалях реет, ленточки на них красны,
Только сталь ведь не согреет, как согрели бы сыны…»
Так кропит слезой всю ночку у платочка ветхий край:
«Где же вы, мои сыночки, Пётр, Митюня, Николай?»
Дерева над ней склонились, словно пряча от беды,
И как слёзы, обронились наземь спелые плоды…
Побежал я в степь ночную, первый там сорвал цветок,
И как кладень дорогую, положил ей на порог.
«Соберу мальцов сегодня для подправки плетешка,
А под праздник новогодний двор очистим от снежка!»
Голос мой звучал нестройно, но твердил одно я, знай:
«Будьте вы за мать спокойны, Петр, Митюня, Николай!»
Вот такой со мной был случай, и в начале майских дней
Сердце жгут мое и мучат слезы этих матерей…
Лариса Романовская.
Отправить ответ