Много фроловчан волею судьбы, профессии разъехались по всей нашей большой стране, но они хранят в сердце любовь к родному городу. Александр Мызгин — один из них. Теперь он живёт на Сахалине, тридцать лет проработал в угольной промышленности. В своей книге «Моя жизнь без прикрас и подробностей» он вспоминает фроловское детство и юность, они пришлись на тяжёлые военные годы. Экземпляр книги Александр Дмитриевич прислал в дар фроловскому краеведческому музею. Вот несколько фрагментов из неё.
…Фролово с населением около 25 тысяч человек стал жить по законам военного времени. В городе действовали элеватор, крупозавод, бойня, кожевенный завод, обувная фабрика, которую основали чехи. До войны на этой фабрике мой отец работал мастером по пошиву обуви. Он первый освоил станок фирмы «Допель», который чехи выписали из Германии.
…Недалеко от нас работал пункт «Утильсырьё», где принимали для переработки старое тряпьё, резиновую обувь, кости и, конечно же, всякий металлолом. За сданный утиль в соответствии с расценками платили деньгами или предлагали нехитрый выбор товара, игрушек. Мячики на резинке, набитые опилками, раскрашенные глиняные фигурки, свистульки не привлекали моё внимание. Я брал обыкновенные швейные иголки, которые на рынке пользовались спросом. Так у меня появился собственный заработок, а на рынке я стал своим человеком. На его территории расположены магазины, в которых по карточкам давали за деньги, конечно, хлеб и другие продукты. С каждым днём очереди в магазины становились всё длиннее, а подвоз продуктов всё реже.
…В городе появились военные и расквартировались по усмотрению командиров. У нас заняли комнату четверо. Мне было интересно наблюдать, как они по утрам делили паёк. Разрезали буханки хлеба на порции по числу солдат, раскладывали их на мешке, один отворачивался, а другой при всех показывал на порции и спрашивал: «Кому?», тот отвечал.
…Рынок жил своей жизнью. Там играют на гармошке и поют, здесь попугайчик вытаскивает из коробочки фантики, в которых всё сказано о твоей судьбе. А тут простая игра на деньги. Прибавилось калек и нищих, все с протянутой рукой…
…Я шиковал в штанах из крашеного мешка. Мать хотела мне сшить из парашютной ткани, но я наотрез отказался – парашют был немецким. Его принесли и, разрезав, распродали квартировавшие в городе военные.
…К зиме бы лыжи подошли, но нет их. Нашёл в сарае две подходящие доски и взялся за дело. Ровнял, строгал, вырезал, ремни крепления подгонял. Два дня на них затратил и свечку для смазки, но нужный изгиб только строганием не достигался. По накатанной дороге кое-как ещё можно было двигаться, а чуть на снег, и мои лыжи упорно оставались досками. Пытаясь грузом загнуть им носы, я рисковал сломать, а когда снимал груз, мои так называемые лыжи снова выпрямлялись. Мои потуги видела женщина, приходившая к моей бабушке:
— Замучился ты с этими дровами, как я погляжу, не будет из них толку. Пошли со мной.
Войдя в сарай, хозяйка выдернула торчащие из хлама лыжи, и даже лыжные палки уцелели, правда, без колец. Но это были настоящие лыжи. Не беда, что велики, кроме того, одна лыжа от длительного пребывания под гнётом оказалась горбатой, и моего веса не хватало, чтобы её выпрямить. Но всё равно это были настоящие лыжи!
…Уже убирают руины от бомбёжек, где были магазины, готовят место для здания новой школы. А пока под неё приспособили детский сад. Он оказался тесноват, поэтому занятия проводились в три смены. Тетрадей не было. Писали не всевозможных бланках, учётных книгах. Нарасхват в книжном магазине были брошюры «Суворов», «Кутузов», «Багратион», которые выпускались для поднятия патриотического духа в военное время. По их печатному шрифту мы выводили свои каракули. А какие изобретали чернила! Делали их из сажи, жгли резину, а чтобы не расплывались, добавляли сахар, если он был. Самые счастливые имели химический карандаш, который крошили, растворяли в воде и получался фиолетовый цвет.
…Война ещё продолжалась, когда в ж/д клубе мы смотрели первый за военное время кинофильм – «Весёлые ребята». Смотрели с перерывами, так как рвалась лента и что-то не ладилось с аппаратурой. Но всё равно было весело и интересно. В клубе работали кружки, библиотека, он стал настоящим очагом культуры.
…Ещё не отменили продовольственные карточки, а уже стал появляться коммерческий хлеб. Мне первая буханка такого хлеба запомнилась на всю жизнь. В нашем магазине, где мы получали продукты по карточкам, этот пеклеванный хлеб, испеченный в крупных формах, продавали с «нагрузкой», то есть с придачей никому не нужного товара. Я, опьяненный запахом свежеиспеченного хлеба, который струей идёт из окошка магазина, и предвкушая вкус хлеба, на нагрузку не обратил внимания, пока не подошёл к окошку. Для меня продавец поставила буханку и рядом с ней какую-то банку с ремешками и назвала цену раза в четыре больше. Спрашиваю:
— А это что?
— Противогаз, — отвечает.
— Зачем нам противогаз? И война уже закончилась, и противогаз не такой, я видел у военных, он в сумке на ремне через плечо, — пытаюсь объяснить.
Продавщица уже развеселилась:
— Да это собачий противогаз.
— У нас собаки нет.
Должна же она понять, что кроме хлеба меня здесь ничего не интересует. Ей, видно, надоело базарить с пацаном, забрала хлеб и банку и поставила на полку:
— Хлеб без нагрузки не продаётся.
Так я вынужден был сделать это приобретение. Хлебу мы, естественно, зачерстветь не позволили, а вот противогаз по прямому назначению никогда, слава Богу, не применялся.
…Куда идти учиться после десятого класса? Многолетние занятия в театральной студии клуба предопределяли выбор. Но однажды посмотрел фильм на совсем незнакомую мне тему, он увлёк современностью, настроением героев. Фильм был о династии горняков «Донецкие шахтёры». А потом увидел объявление горного техникума о наборе в спецгруппу на третий курс. В результате всестороннего обсуждения мы с родителями пришли к выводу, что нам это подходит. Учить пять лет они могут не потянуть, а тут через два курса я на своих хлебах, и стипендия хорошая. К тому же и форменную одежду выдают. Условия привлекательные. Годы-то послевоенные… Отсюда и началось моё приземление с высоты моих размышлений о театре.
Подготовила Светлана Базилевская.