У жертв и палачей были разные представления о виновности
30 октября в России отмечается День памяти жертв политических репрессий. В этот день вспоминают миллионы людей, погибших и пострадавших в годы сталинизма. Как волна террора прокатилась по Фроловской земле, рассказывается в недавно вышедшей книге священника Евгения Агеева «Православная Церковь на Среднем Дону в соборный и послесоборный периоды (1917-1930)». Предлагаем выдержки из неё, тем более что описанным событиям исполняется 90 лет.
«…Коллективизация в донских хуторах и станицах имела мало успеха, и органами ГПУ была подготовлена операция, ставившая две цели: устранить главных противников колхозного движения и запугать всех остальных, принудив их под страхом репрессий вступать в колхозы.
В ноябре 1929 года во Фролово и по многим хуторам Фроловского района прошли аресты. Было арестовано 42 человека – священники, церковные старосты, зажиточные казаки, те, кто воевал в Гражданскую войну на стороне Белой армии.
Во Фролово был арестован почти весь клир Рождество-Богородицкой церкви: благочинный протоиерей Николай Сахаров, протоиерей Михаил Сперанский, диакон-псаломщик Пётр Дмитриев. В хуторе Летовском, кроме священника Адама Чечко и церковного старосты Михаила Илясова, было арестовано 8 человек. Прошли аресты в хуторах Шляховском, Выездинском, Любимовском, Панике. Арестованные были собраны в Сталинградском исправительно-трудовом доме.
Изначально была намечена только общая канва следствия, а подробности предстояло собрать от подследственных. Они не знали, в чём их обвиняют, путались в показаниях, рассказывали о различных событиях, разговорах на церковных и хуторских праздниках, пересудах на базаре, пьяных ночных беседах…
Единственным вещественным доказательством в деле стала приходская летопись Пантелеимоновского храма х. Летовского (об этом уникальном документе, исследованном священником Евгением Агеевым, наша газета писала в 2017 году. – Прим. ред.), где многие строки были густо подчёркнуты синим и красным карандашом следователей… Это те места, где священник Адам Чечко говорил о недовольстве продразвёрсткой, страданиях земледельцев от налогов. Вот последняя запись в летописи: «На лишении ближнего счастия и благополучия хотим устроить свою жизнь. Правительство во что бы то ни стало хочет провести свою программу – осуществить задуманное Лениным, привести всех к социализму. Но при таких условиях, какие оно применяет в данное время, едва ли много найдётся желающих последовать этому учению. Идёт усиленная хлебозаготовка, и для этой цели применяются самые репрессивные меры, разумеется, относительно так называемых «кулаков». Назначают вывезти столько пудов хлеба, сколько у него имеется всего, и всё это в 24 часа. Благо тому, кто ещё имеет хлеб с прошлого года и может набрать для уплаты, т.к. урожай этого года неважный, и положенного количества набрать нельзя. Если же нет, то берут в пятикратном размере и продают всё до основания… В иных местах ещё выгоняют хозяев и приказывают никому не принимать их на квартиру и не кормить. К чему это клонится? Кто бы разумный объяснил?»
В обвинительном заключении в апреле 1930 года был подведён итог пятимесячному следствию. Утверждалось, что на территории района действовала повстанческая организация из бывших белогвардейцев, возглавлявшаяся местным духовенством. Эта организация якобы планировала вооружённое восстание на январь-февраль 1930 года, но своевременные аресты предотвратили его. Главой организации был объявлен священник Адам Чечко.
…С более чем 80-летнего расстояния, читая страницы приходской летописи и следственного дела, приходится отделять правду от лжи. Правда состоит в том, что священники, прекрасно видя все тяготы жизни своих прихожан, разделяя с ними поборы и бесправность, просто не могли сочувствовать советской власти и поддерживать её директивы. Вымыслом явилось само вооружённое восстание. Может быть, мысли о сопротивлении произволу, разорению земледельцев, ущемлению их прав и высказывались среди казаков. Но мысль о подготовке восстания выглядит нелепо. В следственном деле отсутствуют сведения о найденных тайниках с оружием, запасах продовольствия, наличии у повстанцев крупных денежных средств, без которых, как известно с древности, невозможен никакой заговор. Не вскрыто агентурной сети, не выявлено явок и паролей, не обнаружены документы заговорщиков с их планами и списками участников.
… Приговор по делу был вынесен тройкой ОГПУ 9 июня 1930 года. Священник Адам Чечко, диакон Пётр Дмитриев и трое фроловчан – Пётр Гребнёв, Иван Ханов и Иван Паршиков по части 11 статьи 58 УК РСФСР (организованная деятельность) были приговорены к расстрелу и конфискации имущества. Остальные получили разные сроки лагерей.
… Как и во многих других делах, у подследственных и следователей были разные понятия о виновности и невиновности. Если для следователей основным критерием виновности были слова или намерения арестованных против Советской власти, то подследственные пытались соотнести своё поведение с морально-нравственными критериями. Такими критериями для людей, воспитанных в традициях православной веры, были заповеди Божьи, и с их точки зрения, они не совершали ничего, нарушающего Божью правду. Для них её нарушителями являлись именно представители Советской власти, отринувшие веру и причинявшие страдания простым земледельцам. Старшее поколение казаков чрезвычайно болезненно переживало слом дореволюционных порядков, а характерные для казаков высказывания в пользу вооружённого сопротивления, подобные приводимым о. Адамом в летописи («Так что же приходится делать? Воевать?» – «Да, как видно, больше ничего не остаётся, но не с чем»), автору приходилось слышать в донских местах и в переломные 1980-1990-е годы».
Опубликовано в № 130 от 30 октября 2019 г.
Отправить ответ