Хутору быть!

 

Как возник хутор Ружейники

 

На новые земли

Столыпинский указ от 9 ноября 1906 года предоставлял крестьянам возможность выхода из общины для переселения на новые земли, а Закон 1910 года устанавливал обязательность такого выхода. Закон распространялся и на Донскую область. Донское областное управление издало в исполнение этого закона свой Указ о том, что казаки могут по желанию переселяться на свободные войсковые хорошие земли. При этом переселенцы получат помощь: 100 рублей подъёмных на семью, а их сыновья, подлежащие призыву, — льготу на три года. Нормы получения земли увеличились. Если раньше мужчины получали землю с 17 лет, то теперь — с рождения, и не по семь десятин, а по одиннадцать.

В хуторе Кривском указ зачитали на собрании. Он взбудоражил казаков. Хорошая земля могла дать до семидесяти пудов хлеба с десятины, а не двадцать-тридцать, как на старых землях. Однако охотников на переселение оказалось мало. Дело тяжелое и долгое.

Фёдор Матвеевич Абляков записался с радостью, ведь у него зять, который подлежал призыву, да три малолетних сына. Когда-то они дорастут до 17 лет и получат землю. А тут сразу, да ещё и по одиннадцать десятин.

…Абляковы получили участок №4 в пятидесяти верстах от дома, недалеко от хутора Банного. Фёдор Матвеевич за зиму перевез заготовленный строительный материал — брёвна, стропила, плетни. Разгородил огород и базы, даже старую хату — словом, всё, без чего могли обойтись до весны. Зимой на сани грузить и разгружать куда удобнее, чем летом на арбы и с арб. А весной будет не до этого. Время дорого. Давался перевоз тяжело — в долгом пути по чистой снежной степи не раз заставал неожиданно поднявшийся буран, не раз блудили, сбивались с дороги, обмораживались. Но возить надо было.

Не успели отдохнуть от перевозки — беда. Обещанная отсрочка сыновьям переселенцев от призыва на действительную военную службу отменена. Наравне со всеми надо пройти зимние недельные учения, а в мае — месячное лагерное учение, справить за свой счет коня, обмундирование, снаряжение и отбыть на действительную службу. Перед отправкой казаков вызвали на сборный пункт для осмотра готовности коней, обмундирования. Смотр проводили окружной атаман, военный ветврач с участием станичных и хуторских атаманов. Подошла очередь Аблякова. Он подошёл к столу:

— Ваше высокоблагородие, разрешите вопрос?

— Можно, что хотел, станичник?

— Я переселенец на отруба. По указу, нашим сыновьям положена отсрочка на три года. Что же Вы их забираете?

Полковник помрачнел:

— Раз отменили тот указ, значит, пойдут все.

— Позвольте, мы, кроме домов и скотины, все перевезли за пятьдесят верст. А сейчас вы забираете единственного помощника. И что же нам, разоряться? У меня десять детей, один другого меньше. И переселяться не с кем, и здесь все уже разорено, перевезено. Обманули.

Казаки вокруг заволновались. Атаман вскочил возмущенный.

— Хватит! Не хочешь, чтобы сын служил, подавайся в мещане.

— Отец, дед и прадед были казаками, и мы останемся казаками, но справедливость ведь должна быть.

— Хватит рассуждать, показывай коня и справу.

Подвели коня. Ветврач осмотрел и похвалил коня. Годен. Полковник тоже похвалил и продолжил осмотр. Разговор на этом кончился, но через неделю к Абляковым заехал местный батюшка. Поздоровавшись, окрестил хозяина и сказал:

— Ну, Фёдор Матвеевич, ты политик оказывается, хоть и неграмотный.

— А с чем её, политику, едят? — улыбнулся хозяин, не поняв в чем дело.

— Ты скажи, что у вас с окружным атаманом произошло? Вчера от него следователь приезжал, расспрашивал про тебя. Ходишь ли в церковь, не говорил ли на духу при исповеди что-нибудь еретическое против царя или Бога? Я ему сказал, что Абляков службы в церкви не пропускает, а за царя голову сложит.

— Так вот оно что! — удивился Федор Матвеевич и рассказал ему про схватку на смотре. Посмеялись и разошлись.

…Пришло время проводов и последнего телесного смотра новобранцев. Зять Аблякова Фёдор Никитин, дождавшись очереди, подошел нагой к столу. Врач глянул на него:

— Ого, какая грудь!

Послушал и признал, что у него «биение сердца», значит, негоден к строевой. И сын другого переселенца, поддержавшего Фёдора Матвеевича в споре с атаманом, тоже оказался негодным. Получилось, спор был не напрасным.

 

Ходоки

Готовились по весне переселяться полностью, но вдруг в марте 1911 года опять отказ в переселении. Все собрались унылые, обиженные, обсудили указ, посовещались, поискали выход из положения. Мириться не хотелось. Смеются они над людьми, что ли? Фёдор Матвеевич разорился больше других, поэтому и шумел больше, готов был ехать к самому наказному атаману. Решили писать прошение, авось разрешат переселение. М.М. Солнышкин служил фельдшером, был грамотным, его и решили послать. А с ним Аблякова, чтобы спорил. Быстро собрали денег на дорогу, и ходоки отправились в Новочеркасск. Прибыли в город, нашли управу. О них доложили наказному атаману. Он принял их миролюбиво, взял прошение. Просмотрев список тридцати просителей, медленно прочитал текст. Долго молчал, мрачнел. Прочитал второй раз и спросил:

— Так что же вы хотите?

— Переселяться. Мы уже почти все на новое место перевезли. И вдруг отказ. Зачем обманули ?

— Спокойнее, спокойнее. Обижать вас никто не хочет, но участок № 4 заселению не подлежит. Тут моя, наша ошибка.

— Ваше превосходительство, ну раз вы ошиблись, то вы и исправить можете. Кроме вас нам никто не поможет.

Выслушав ходоков, атаман сказал им, чтобы ждали в приёмной, а сам собрал в кабинете военных чиновников. Казаки волновались, ожидая, и дождались. Им дали добро на переселение. Похвалили за смелость и наказали быть образцовыми хозяевами. Домой возвращались счастливые. Хутору быть!

 

В честь атамана

Весна торопила с переселением. Абляковы нагрузили три воза камня для фундамента под дом. Помолившись, отправились в дорогу. Утром прибыли на новое место. План на хутор дали осенью, тогда же нарезали и усадьбы по жребию. Помолились, прося благословения на новом месте, и стали разгружаться. Пустили на сочный корм быков и лошадей, искупались сами в обширном пруду, расположенном на участке. И залюбовались — сколько жизни вокруг! Цветущая степь наполнена голосами птиц — жаворонки заливаются, дудаки и стрепеты вытанцовывают и перекликаются, перепела кому-то кричат: «Пять телят, пять телят, пять телят»… К ним присоединяется пересвистывание сусликов, стоящих на задних лапках. Целина во всей красе, не тронутая пока человеком.

За Абляковыми в этот же день прибыли соседи – Алексашкины, Солнышкины, Матвеевы. Потянулись новосёлы, занимая доставшиеся им усадьбы. Все торопились строиться. Абляковы поставили летнюю кухню, перевезли и поставили дом, амбар, базы и сараи. Хутор рос, прижимаясь к пруду.

На строящийся хутор приехал окружной атаман Ружейников, в чине полковника, проверить строительство. Собрались казаки, полковник поздравил с новосельем на хорошей земле. Выбрали хуторского атамана — Алексашкина. Предложили окружному атаману, с его согласия, назвать хутор его именем – «Ружейников», надеясь польстить ему. Быть может, он в знак благодарности порадеет за них. От названия хутора его именем атаман не отказался, но от подарков воздержался. В административном подчинении хутор приписали к Малодельской станице.

Проводив окружного атамана, новосёлы пригласили землемера. Он по желанию владельцев разбил участки на три поля – два под посев, один под выпас. Через год поля меняются, чтобы земля успевала отдохнуть. Осенью 1911 года новоселы с жадностью взялись пахать целину, надеясь, что она вознаградит их добрым урожаем.

Весну все ждали с нетерпением. За зиму отдохнули, теперь работы много. Чуть заря забрезжила — все в поле. Как по команде: загалдели, зацокали, зацобкали. Кто – бороновать вспаханное, кто – сеять. И закипело поле, что твой муравейник. Даже в Пасху, великий праздник христианский, многие не выдерживали всю неделю не работать. Три дня попраздновали и один, потом другой потянулись в поле. Только Абляковы праздновали да Сытковы с Клеветовыми все восемь дней, а после рьяно взялись за работу. Жизнь входила в привычный ритм…

 

…От некогда немаленького хутора сегодня осталось одно домовладение – местного фермера. Да ещё кладбище, на котором, кстати, есть ухоженные могилы. Помнят потомки своих прадедов, помнят хутор Ружейники…

Михаил Конев, правнук Фёдора Матвеевича.

 

Под фото: Один из четырёх сыновей Фёдора Матвеевича – Василий Фёдорович Обляков с женой Матрёной Михайловной.