Когда нужна была кровь…

«Детство и война» — страшное сочетание. Ещё страшнее — «дети и концлагерь». Во Фролово проживают пять женщин, в чьём военном детстве был концлагерь. Александра Клейманова, Галина Кузнецова, Ангелина Кузьмина, Екатерина Хала и Любовь Шевцова.

Рассказывает Любовь Шевцова:

Мы жили в деревне в 10 километрах от Пскова. Когда стали подходить немцы, вся деревня собралась и ушла в лес. Немцы сначала бомбили, потом листовки бросали: «Возвращайтесь в свои дома. Жить будете, как жили». Мы вернулись.

Каждую неделю немцы приезжали за продуктами. Уже знали, что сметана, яйца, масло хранятся в чуланах. Заходили, брали всё без спроса. Поросят забирали только маленьких.

Маму спас наш петух. Когда немцы стали искать семьи коммунистов, кто-то указал на нас (отец был ярым коммунистом, но его расстреляли ещё в 1937 году). Приехал немецкий офицер, схватил маму, выволок в палисадник, приставил к голове пистолет: «Где коммунист?». Она пыталась объяснить, что нет его – расстрелян. А он кричит: «Коммунист, коммунист…» Никогда не забуду: цветущий куст сирени и мама с пистолетом у виска… Мы втроём бегаем вокруг, плачем, а как помочь… Вдруг сзади на офицера налетает наш петух, да с такой силой, что у того фуражка слетела. Пока он петуха ловил, мы с мамой убежали.

Однажды вечером в окошко постучали. На крыльце стоял измученный мужчина. В лесу, в трёх километрах от деревни, был ров, к которому привозили на расстрел пленных. Одним из них оказался наш гость. Он выжил, выбрался из-под тел, смог дойти до деревни. Мы спрятали его за печкой, заложили дровами, чтобы не было видно. Через неделю, чуть окрепнув, он ушёл. После войны приезжал к нам, благодарил маму.

Наш дом стоял посередине деревни, и в саду немцы поставили аэростат – поднимали его и наблюдали за округой. Потом нас из дома выгнали – разместили здесь штаб. Мы пошли к бабушке в соседнюю деревню. Она жила в 16-квартирном доме, но вскоре и здесь расположился немецкий госпиталь, мы снова остались без крова.

Когда подогнали машины, жители деревни не знали, куда их повезут. Кто пошустрее, смогли убежать, а нас у мамы трое — мне десять лет, Коле — восемь и Вовке — шесть. Как бежать?.. Привезли на станцию, стали грузить в вагоны. Тем, кому мест не хватило, в том числе и нам, подогнали платформы. Состав сформировали так: два вагона с такими, как мы, мирными жителями оккупированных территорий, один — с ранеными немецкими солдатами, два с жителями, один с солдатами… Так оберегали себя от подрывов, что устраивали партизаны.

Если нужна была кровь раненым из «немецких» вагонов, её брали у людей в наших вагонах. И у меня брали.

Нас привезли в лагерь на территории Литвы. Сразу отсортировали: здоровых старше 15 лет увезли, старых и малых оставили. Помню колючую проволоку, часовых и постоянный страх…

Немцы ушли неожиданно (наступление советской армии было стремительным). Обитателей лагеря литовцы стали разбирать как работников. Разобрали всех, остались бабка с дедом и пять таких, как мы, семей с малыми детьми. К нам подошёл мужчина в клетчатом костюме, предложил маме взять её и только одного сына — раненного во время бомбёжки. Мама отказалась. Потом он пришёл снова, обещал, что будет лечить мальчика, и привёл другого человека, который брал нас с другим братом. Так мы попали в работники. Шестилетний Вовка пас гусей, я помогала по хозяйству в доме. А хозяин слово сдержал — несколько раз возил Колю в Каунас к доктору. Через полгода мы все вместе жили уже в другой семье.

Советские войска освободили Литву. В дом пришли наши офицеры: «Хотите домой ехать?» Мама засобиралась. «Куда ты с детьми — война идёт. Поживите ещё годик», — говорил хозяин. Соседка просила оставить ей меня: у неё было двое сыновей, и она очень хотела дочку. Привела маму в дом, открыла шкаф, показывает шубы, платья: «Всё её будет…» Домой мы поехали все. Хозяин сколотил клетку, посадил поросёнка, пять кур, так что мы приехали богатые. И дом наш уцелел.

Записала Светлана Базилевская.